— Ты помалкивай там, в деревне! — строго сказал он Кузьме. — Скажешь в совете: приедет и сам объяснит.
Кузьма отправился на вокзал. Среди очередей он нашел Ивана.
— Кузьма! Как ты сюда?
— Заарестовали! А вот того мы словили, — поспешил он похвастаться, несмотря на предупреждение начальства.
— Словили?
— Делато! Только ты помалкивай, Ванька!
— Ну ладно, рассказывай, рассказывай…
В Шокорове, куда Кузьма добрался только к вечеру, разговоры о привидении и о кладах прекратились: в парке было спокойно, в старом доме никто не ходил, и бабы уверяли, что "господа" уж уехали, и как на подтверждение этого факта указывали на непостижимое и внезапное исчезновение Ариадны.
Но отъезд Ариадны не мог дать повода к особенно продолжительным разговорам: кто же мешал ей кудалибо поехать, и никто не помешает ей опять вернуться к своему брошенному на произвол — судьбы хозяйству.
Но замечательно не это — замечательно то, что всякий интерес к подобного рода разговорам както вдруг пропал, и пропал настолько, что Кузьму никто и не расспрашивал ни о чем, а его хвастовских уверений, что ониде с Митькой в городу самого черта поймали, никто не слушал, так что Кузьма даже напился пьяным с горя и чутьчуть опять не попал в холодную.
Таинственное "говорят" исчезло, в силу своих непонятных нам законов, так же быстро, как быстро оно и появилось,
Больших трудов стоило Ивану добраться до смысла того рассказа, которым угостил его Кузьма, но, сопоставив с этим рассказом ряд фактов, ранее ему известных, Иван сообразил, что арестовано именно то лицо, которое он видел у старика Вахрушина. Что это за человек? Не сговорился ли с ним старик прежде, чем с Иваном, и не поделили ли они меж собой клад, часть которого должна была достаться Ивану за оказанное содействие?
Но старику ничего еще не было известно. Он как дважды два доказал, что Василий никакого отношения к поискам клада иметь не мог, арест же произвел на старика тяжелое впечатление.
— Нельзя ли как выручить?
— А мне что? — грубо ответил Иван. Ему нечего было больше делить с Петром Вахрушиным. — А что, он не родственник вам?..
Старику любознательность не понравилась.
— А тебе что?
На этом их разговоры были закончены. Старик нашел возможность обойтись без помощи Ивана.
— У меня есть… Коммунист. Служил в нашей фирме незадолго до национализации. Как его? Плотников… Да, Плотников…
Утром на следующий день стены дома на Кривом переулке были свидетелями давно не виданного зрелища: хозяин этого дома собирался в непривычное для него место, но притом такое, куда нельзя было явиться в обыкновенном костюме, говорящем о той нищете, в какую впал бывший владелец одной из крупнейших торговых фирм. Начисто выбритый, в новом, уцелевшем до сих пор костюме, гордый старик привычно взбирался по лестнице того дома, куда ходил ежедневно когда-то, и так же, как раньше, не ответил на низкие поклоны оставшегося от старого времени швейцара, так же привычно, подняв голову, не глядя ни на кого, но видя всех, проходил он мимо барышень, стучащих машинками, мимо углубленных в книги счетоводов.
— Вахрушин… Вахрушин… — прошелестело по зале. Все подняли головы, рассматривая старика. Было на памяти: его отказ от подчинения распоряжениям комиссара, его грубые ответы — что, собственно, и послужило причиной его полнейшего обнищания. Другие умели приспособиться, другие живут не хуже прежнего.
— Зачем он пришел?
Товарищ Плотников неуверенно привстал, подал старику руку.
— Ваш племянник? Вот как! — удивился товарищ Плотников. — А вы знали, что он присвоил себе…
— Нет, нет, лучше не хлопочите… Я вам могу посодействовать в устройстве свидания, но не советую хлопотать. Вам может быть хуже… Позвольте — нельзя ли получить от вас маленькую справочку… Компания "Джемс Уайт"…
Старик уходит. Опять любопытные взгляды… опять шепот… Но кто это идет навстречу? Василий? Он… Но как же тогда?.. Нет, это не Василий…
Николай!
Старика с ног до головы оглядели равнодушные невидящие глаза.
— Вы ошибаетесь, — ответили ему поанглийски.
Это мистер Бридж, представитель фирмы "Джемс Уайт Компани лимитед".
— Сейчас едем, — сказал товарищ Плотников, неуклюже поворачивая голову в сторону мистера Бриджа.
Товарищ Плотников натягивал кожаные перчатки и кожаную тужурку.
— Я за шофера, — объяснил он. — Мне самому любопытно
посмотреть…
Взвесил на руке револьвер и спрятал в карман,
— Привычка, не могу иначе… Идемте, мистер…
— …Бридж, — напомнил переводчик.
— … мистер Бридж… Не могу запомнить, — и добродушно улыбнулся.
На улице ждал новый блестящий "бенц". Товарищ Плотников сел у руля. "Бенц" бесшумно пошел по мягкому асфальту. Мистер Бридж плотно прижался к подушкам, и быстро сменялись перед ним сплошные ряды наполовину пустых магазинов сплошными рядами невысоких деревянных домов, редкими затем трехоконными домиками, деревянными постройками неизвестного назначения, закопченными трубами фабричных корпусов, стоящих в стороне от дороги.
Скрестившиеся железные пути, мосты над водой и над путями. Буграстые пустыри, овраги, зеленеющие огороды. Бабы в пестрых платках, мужики, плетущиеся за плугом. Ребятишки подбрасывают камни под колеса авто.
— Цыц, паршивые!
Проселок, мягкая пыль. Колокольня. Река с крутыми изъезженными берегами. Болота. Легкий кустарник. Лес.
Внезапный спуск — и за ним: мох, осока, черные сосновые стволы. Серые сухие облака. Безотрадное карканье галок.